Учение Живой Этики
|
Сибирское Рериховское Общество
|
Музей Рериха Новосибирск
|
Музей Рериха Верх-Уймон
|
Сайт Б.Н.Абрамова
|
Сайт Н.Д.Спириной
|
ИЦ Россазия "Восход"
|
Книжный магазин
|
Город мастеров
|
Наследие Алтая
|
Ольга Ольховая. Статья в журнале "Восход", 2008, №4.
Судьба определила нам быть здесь, и это очень важно, потому что наш музей — это звено, именно звено культурное, между Советским Союзом и Америкой.
З.Г. Фосдик
Много лет мы мечтали о поездке в Нью-Йорк, в Музей Николая Рериха, созданный стараниями верных сподвижников Рерихов, в первую очередь — Зинаиды Григорьевны Фосдик. Мы представляли, как увидим полотна великого Мастера, ознакомимся с бесценным фондом Музея, поблагодарим лично всех сотрудников, с которыми на протяжении многих лет мы могли общаться только письменно и которые неизменно помогали Сибирскому Рериховскому Обществу; откликаясь на наши просьбы, в самые короткие сроки они высылали нам необходимые материалы — ни одно обращение не оставалось без ответа.
Пока в Новосибирске шло строительство Музея Н.К. Рериха, о посещении Музея Николая Рериха в Нью-Йорке не могло быть и речи, а после его окончания такая возможность появилась.
В официальном приглашении, присланном директором нью-йоркского Музея Дэниелом Энтином в СибРО, говорилось: «Мы хотели пригласить Вас, чтобы Вы приехали, посмотрели, как мы работаем, изучили материалы в наших архивах и заложили основы будущего сотрудничества в общих проектах. Мы ждём Вашего положительного ответа».
Благодаря помощи друзей, которым коллектив Сибирского Рериховского Общества выражает огромную признательность, эта поездка состоялась, и 7 марта наша небольшая группа в составе трёх человек вылетела в Нью-Йорк.
Две недели, проведённые там, пролетели как одно мгновение, но осмысление всего, что мы увидели и почувствовали, продолжается. Зная о том, сколько друзей ждёт рассказа об этой поездке, слыша просьбы: «Расскажите хоть что-нибудь, важно всё, каждая мелочь», — мы подготовили материал для публикации в журнале, а также для сайта СибРО.
История приобретения здания, расположенного на 107-й улице Нью-Йорка, под нынешний Музей Рериха хорошо известна по письмам Елены Ивановны Рерих, адресованным Зинаиде Григорьевне Фосдик в Америку в 1948 – 1949 годах. Учитель через Елену Ивановну указывал группе верных сотрудников на покупку именно этого дома.
«При найме дома даже самые грубые люди обойдут все помещения и выразят свои чувствования. Разве можем поместить учеников Наших в дома неосмотренные? Нужно знать всё окружающее. Нужно почувствовать все наслоения прошлого, прежде чем устремиться в будущее»1, — сказано в Учении Живой Этики.
На этой тихой улице все дома — старой постройки: на них много лепного декора, различных архитектурных украшений. Плотная застройка, характерная для всего Нью-Йорка и не вызывающая восторга, в данном случае нас порадовала: ведь благодаря этому обстоятельству здесь невозможно внедрение какого-нибудь современного гиганта из стекла и металла.
Здание, в котором находится Музей, построено в 1898 году. Оно имеет очень узкий фасад: входная дверь и одно окно на первом этаже определили ширину дома. Нам рассказали, что во времена, когда строились эти дома, существовал большой налог на размеры фасадов, выходящих на улицу. Потому большинство старых зданий — узкие, строения уходят своими объёмами вглубь. Если у фасада дома обычные пропорции, то это свидетельствует о богатстве построившего его владельца.
С противоположной стороны Музей имеет выход в маленький внутренний дворик с насыпным грунтом. Летом он утопает в зелени и цветах. Здесь растёт большое хвойное дерево, по веткам которого скачут белки. Сотрудники Музея мешками закупают орехи и подсыпают их в специальную корзинку на окне первого этажа. Если орехи заканчиваются, белки с сердитым видом выстраиваются в ряд на подоконнике в ожидании корма. Как о чём-то совершенно обычном, нам рассказывали о енотах, облюбовавших себе место на пожарной лестнице на уровне подоконника третьего этажа. Находясь в тиши этого чудесного дворика, где слышен только гомон птиц и лёгкий треск ореховой скорлупы, наблюдая деловито снующих белок, трудно представить, что мы находимся в центре огромного города, максимально насыщенного всеми достижениями современной цивилизации.
Здание Музея имеет пять этажей и глубокий подвал. На первых трёх расположены выставочные залы, на остальных — служебные помещения, архивы, библиотека. На месте, где когда-то была вторая лестница, установлен современный лифт. В подвале, помимо прочего, пакуются посылки и бандероли.
Каждый побывавший в Музее сразу понимает, что имеющихся площадей для его фондов уже не хватает. Первая комната, куда попадает посетитель Музея, является и вестибюлем, и выставочным залом, и рабочим кабинетом, и киоском. Когда мы узнали, что продаётся красивый особняк, расположенный рядом, на углу улицы, — мысли у нас были одни: как было бы хорошо, если бы у Музея появилась возможность расширить свои площади!
В Музее работают четыре постоянных сотрудника: Дэниел Энтин — его директор, Аида Тульская, Гвидо Трепша и Наталья Фомина. Коллектив небольшой, но стабильный и дружный. Есть много волонтёров — помощников, приходящих по мере возможности. Во время нашего визита здесь обучали работать девушку, приехавшую в Америку из Багдада. Познакомились мы и со славной, очень скромной Джин Флэтчер, регулярно приезжающей из Монреаля и подолгу, по четыре — шесть месяцев, работающей в Музее.
О том, как трудится и сколько делает коллектив Музея, можно рассказывать долго: это не только приём посетителей, но и издательская работа, распространение книг Учения, переведённого на разные языки; ведутся исследования, систематизация архивных материалов. Обширна география корреспонденции, приходящей в Музей, и часто надо не просто ответить, а в чём-то помочь, что-то разъяснить: одних интересует Учение Агни Йоги, других — картины Рериха, и не обязательно эти два вопроса связаны между собой. Письма приходят из таких мест, что и представить трудно, — Наталья Фомина как-то, улыбаясь, сказала: «Недавно Дэниел отсылал ответ в джунгли». И это отнюдь не образное выражение. Мы не раз слышали то, о чём читали раньше: «Музей следует... принципу, завещанному нам Рерихами, — не навязывать, не пропагандировать Учение Живой Этики. Правилом Елены Ивановны было: издать книгу и ''положить её на перепутье'' — уйти и никогда не говорить об Агни Йоге, пока не задан вопрос»2.
Более 150 работ Н.К.Рериха выставлено сейчас в Музее. Назовём самые известные из них: «Матерь Мира», «София Премудрость», «Капли жизни», «Мадонна Орифламма», «Ангел Последний», «Звезда Утра», «Пантелеймон-Целитель», «Оттуда», «Падма Самбхава», «Пророк Магомет», «Звезда Героя»... Здесь же находятся самые известные портреты Николая Константиновича и Елены Ивановны, созданные их сыном Святославом Рерихом.
Посещение Музея и всех его мероприятий — бесплатное. Дэниел пояснил это просто: «Мы хотим, чтобы люди с любыми возможностями могли увидеть творчество Рериха». Посетители свободно передвигаются по залам, присаживаются на стулья или прямо на ступеньки лестницы: одни что-то записывают, другие над чем-то размышляют, а кто-то садится перед монитором компьютера и знакомится с материалами Музея, которых нет в экспозиции; никто никого не торопит. Атмосфера здесь такая, что даже дети, пришедшие с родителями, ведут себя тихо и спокойно.
В одном из залов второго этажа стоит старый «Steinway» — рояль Зинаиды Григорьевны Фосдик. Бережная забота об инструменте и его сохранности проявляется в самой высокой степени, специальная фирма установила дорогостоящую систему его увлажнения, которое регулируется автоматически. И всё же это не просто музейный экспонат — рояль звучит, в Музее регулярно проходят концерты. Мы побывали на одном из них. В программе — фортепианные произведения Моцарта, Баха, Листа, Шостаковича. Играла молодая пианистка Ренана Гутман, обладательница главных призов конкурса Ференца Листа в Лос-Анджелесе, фестиваля клавишных инструментов в Нью-Йорке и многих других. Её исполнение произвело сильное впечатление, пианистов такого высокого класса не часто приходится слышать.
Сформировался определённый круг людей, которые постоянно бывают на концертах. Слышна русская речь, очень много выходцев из России. Сидящий рядом мужчина, узнав, что мы впервые здесь на концерте, и решив, что мы тоже живём в Нью-Йорке, не мог сдержать удивления: «Как это — впервые? Русским — и не знать этого места!»
В Музей мы приходили утром, задолго до открытия, и уходили поздно вечером. Сотрудники с пониманием относились к нашему желанию подольше побыть в залах среди дорогих сердцу картин и говорили: «Не смущайтесь, чувствуйте себя как дома». До предела занятые, они оставляли дела, чтобы пообщаться, обстоятельно ответить на наши вопросы. «Вы тоже часть моей работы, — отвечал нам Дэниел, когда мы сокрушались о том, что забираем у него столько времени. — А на письма я отвечаю ночью, когда вы уходите». И если Дэниела спасало то, что для разговора с ним нужен был переводчик, что придавало процессу общения определённую степенность, то остальным сотрудникам (а они все русскоговорящие) было сложнее. Чувствуя, что времени, когда можно сидеть и беседовать, нам всё равно недостаточно, мы следовали за ними с диктофоном. Особенно это касалось Гвидо, который проводит большую исследовательскую работу по уточнению названий картин Н.К.Рериха, скрупулёзно отслеживает весь процесс изменения названий, данных самим художником. Известные аукционы «Сотбис» и «Кристис» пользуются его консультациями в отношении не только названий картин, но и их датировки и других деталей — всего, что необходимо для полной информации о полотнах. Работа ещё не закончена, — по словам Гвидо, потребуется ещё года два. Он рассказал, как была найдена и какой путь проделала картина Н.К.Рериха «Сокровище Ангелов», прежде чем она попала к Мстиславу Ростроповичу; о том, что Л.Хорш предлагал Третьяковской галерее выкупить у него коллекцию картин Рериха, направив туда их каталог. Гвидо с тревогой говорил об участившихся подделках работ Рериха, появившихся одновременно с ростом цен на его полотна.
По настоящее время в Музей продолжают поступать картины Николая Константиновича. Нам показывали несколько работ, подаренных совсем недавно, они даже не были ещё оформлены в рамы.
Одна из задач нашей командировки — собрать материалы о Зинаиде Григорьевне Фосдик, которой Николай Константинович, подводя итоги их двадцатилетнему знакомству и сотрудничеству, дал такую характеристику: «Вот уж поистине верный страж. Там, где другие отступают, убоявшись житейских волн, она неутомимо строит новые полезные очаги. А ведь противодействующих сил много»3.
Конечно, в настоящее время никто другой в Америке не может знать о Зинаиде Григорьевне больше и сказать о ней полнее, чем Дэниел Энтин, которому она сама поручила заботу о Музее. «Я решил раз и навсегда, что пришёл помогать ей», — вспоминал Дэниел. Говоря о Зинаиде Григорьевне, он неизменно подчёркивал главные её качества — абсолютную преданность своим Учителям и столь же полную бескомпромиссность во всём, что касалось Дела, которому она служила. Этого же она требовала и от сотрудников.
Зинаида Григорьевна сама водила экскурсии, объясняя посетителям содержание картин. На наш вопрос, оставила ли Зинаида Григорьевна какие-то указания относительно деятельности Музея, Дэниел ответил: «Единственное условие — заботиться о русских друзьях». От него мы также узнали, что Зинаида Григорьевна не хотела, чтобы её прах находился в каком-то определённом месте, она завещала рассеять его во дворе Музея, в садике, что и было выполнено. Уезжая домой, мы взяли с собой горсть земли, послав лучшие мысли от всех нас — и присутствующих здесь, и оставшихся в Новосибирске друзей — несгибаемой воительнице, которая боролась за Дело своих Учителей до конца, положив столько трудов на воссоздание Музея.
В Нью-Йорке мы планировали повидаться с супругами Качановыми, живущими в Америке с 1981 года. Николай и Тамара — музыканты по профессии, бывшие новосибирцы. В настоящее время Тамара работает администратором в Колумбийском университете, а Николай руководит созданным им русским камерным хором, выступает с концертами. При встрече с нами Николай рассказал, как, приехав в Нью-Йорк, они с женой вскоре пришли в Музей Рериха и заявили Зинаиде Григорьевне о себе как о приверженцах Учения Агни Йоги. «Вы, конечно, понимаете, — говорил Николай, — что мы ожидали увидеть в ответ какую-то соответствующую реакцию. Но то, с чем мы столкнулись, тогда понять было трудно. Зинаида Григорьевна никакого интереса к нам не проявила. Дескать, изучаете — что ж, хорошо». Несмотря на это, они продолжали приходить в Музей. Через какое-то время, к своему большому изумлению, Качановы получили по почте приглашение стать членами Общества Агни Йоги, подписанное директором Музея, кем и являлась тогда Зинаида Григорьевна Фосдик. Позднее, спросив её, почему вначале им был оказан столь равнодушный приём, они услышали в ответ, что ей надо было проверить, насколько сильно их желание приблизиться к деятельности Музея, а значит, и к постижению Учения. С тех пор общение Качановых с Зинаидой Григорьевной стало совсем другим.
Мы задали Николаю вопрос: «Была ли среди картин Рериха та, которую Зинаида Григорьевна как-то выделяла?» Он тут же воскликнул: «Да, была!» — и, стремительно встав, подошёл к картине Рериха «Белый и Горний»: «Перед этой картиной Зинаида Григорьевна часто стояла, думая о чём-то. Что-то такое она в ней видела... Но не говорила об этом», — добавил он после паузы.
Многие знают, что в этом университете учился Святослав Николаевич Рерих. Но в данном случае университет интересовал нас не только по этой причине. Вылетая в Америку, мы наметили обязательное его посещение, так как знали, что в Бахметьевском архиве этого учебного заведения, многие десятилетия принимающего на хранение личные архивы русских эмигрантов, имеется ряд фондов, где хранятся и рукописные документы семьи Рерихов. Например, фонд Владимира Феофиловича Зеелера, фонд близкого родственника семьи Рерихов барона Михаила Александровича Таубе и другие. В библиотеке редких книг и манускриптов этого же университета тоже есть материалы Н.К.Рериха.
Колумбийский университет представляет собой хорошо спланированный комплекс зданий разного назначения, соединённых между собой ухоженными тротуарами и дорогами; здесь много газонов, красивых фонтанов.
Подходя к библиотеке, мы обратили внимание на специальный контейнер на улице, в который студенты могут опустить уже прочитанную книгу. Эта система возврата книг вызвала наше недоумение: как такое вообще возможно? Мы проходили через залы библиотеки, где на стеллажах открыто стоят древние книги. Здесь же за столиками сидят и работают углубившиеся в чтение люди. Часто в Америке нас удивляла степень доверия, оказываемого повсеместно обычным людям.
Время, которое мы, иностранцы, затратили на получение доступа в архив Университета, исчислялось минутами, необходимыми для заполнения небольшого бланка с указанием сведений о том, где мы живём, номера телефона и места, откуда приехали. Сделав ксерокопию наших паспортов, нам объяснили, как написать заявку на нужные материалы. На этом оформление закончилось. Всё, чем мы собирались воспользоваться, предоставляется бесплатно. Служащая архива извинилась за то, что нам придётся какое-то время подождать, так как студенты, помогающие доставлять архивные документы лифтом из хранилища, в этот день по какой-то причине отсутствовали.
Для удобства работы в архиве предусмотрено всё необходимое: подставки для документов, специальные разделительные шнуры с утяжелителем внутри для фиксации страниц документов, индивидуальные электрические розетки для компьютеров и многое другое. Внимательные сотрудники, видя какое-то затруднение посетителя, подходят, не ожидая просьб.
И вот перед нами подлинные письма Николая Константиновича Рериха, написанные им в разные годы. Много писем по конференции Пакта Мира в Брюгге адресованы М.А.Таубе и другим лицам. Мы держим в руках письмо митрополиту Херсонскому и Одесскому Платону, который более десяти лет был главой Американской православной церкви. Письмо напечатано на особой бумаге с фамильным гербом Рерихов. Перебирая папки, мы видим рисунки, фотографии, различные документы... Делаем фотокопии всего, что нас интересует.
Закончив работу, идём по территории университета и с грустью размышляем о том, сколько ещё предстоит сделать и сколько времени потребуется, прежде чем всё хорошее, что мы видели здесь, будет внедрено в учебных заведениях России...
Мы побывали в здании бывшего Музея Н.К.Рериха — в месте, где в 1930-е годы разыгралась главная драма рериховских учреждений в Америке. Нынешний Музей Рериха находится очень близко от этого здания.
Первый Музей Н.К.Рериха был организован в небольшом трёхэтажном здании по адресу Риверсайд Драйв, 310, на Манхэттене — острове, на котором расположена центральная часть Нью-Йорка. Официально он открылся 24 марта 1924 года и был в то время единственным в Америке Музеем, посвящённым творчеству только одного художника. Вскоре этот особняк снесли, а на его месте в 1929 году построили 29-этажный небоскрёб, где на первых трёх этажах размещались все рериховские организации, в том числе Музей, а на остальных сдавались квартиры внаём.
О трагедии Рериховского движения середины тридцатых годов в настоящее время достаточно известно. Через два месяца после подписания Пакта Рериха в Белом доме, когда деятельность Рериховских организаций внешне была на пике своего подъёма, Л.Хорш, сосредоточивший в своих руках всю финансовую деятельность Музея, заявляет о своём разочаровании в Рерихе и начинает уже открытые действия по захвату Музея.
По свидетельству З.Г.Фосдик, «судебное разбирательство тянулось несколько лет. (...) В апреле 1938 года Хорш тайком ночами вывез из Музея все 1006 картин Рериха, все ценные предметы искусства, книги и другие издания, выпущенные за эти годы, а также важные материалы и архивы. К концу 1940 года суд вынес неслыханное по цинизму решение в пользу Хорша, хотя и Музей, и все картины Рериха были принесены в дар американскому народу, о чём говорилось в своё время в печати, во многих публикациях Музея, а также в особом письме президенту Соединённых Штатов. Директорам, которые боролись за охрану Музея и творчества Рериха, удалось всё же спасти и вывезти некоторые архивы и документы. Оставаться в здании небоскрёба было немыслимым, и сотрудники покинули его»4.
О судьбе картин, тайно вывезенных Хоршем из Музея в апреле 1938 года, мы говорили с Д.Энтиным. Он рассказал, что Хорш постепенно распродавал картины. Он сложил их в отдельную комнату и нанял специального человека, чтобы тот занимался их продажей. Предлагались очень выгодные условия: если покупатель не мог заплатить сразу всю сумму, ему предоставлялась рассрочка. Е.И.Рерих даже советовала американским последователям Учения выкупать картины, чтобы вывести их из-под власти Хорша. Так возникла не одна частная коллекция картин Рериха. Часть картин Хорш передавал в университеты, чтобы ему делали налоговые вычеты. Так картина «Сокровище Ангелов» попала в университет Брандайз. При этом в университетах картины не ценились по достоинству, в лучшем случае их развешивали на кафедрах или в коридорах, а в худшем, как было с «Сокровищем Ангелов», складывали где попало.
В 1940 году в статье «Америка» Николай Константинович Рерих пишет: «Правда, в истории можно видеть примеры, как в войнах уничтожались библиотеки, музеи и всякие культурные памятники, но не приходилось нам читать, чтобы тысяча картин одного мастера бросалась бы в темницу, а народ безмолвствовал.
Тысяча картин есть труд многих лет. Пословица говорит, что унция мозгов весит больше, чем тонна мускульной грубой силы. А сколько же унций творчества нужно потратить на тысячу художественных образов! Ведь это целые годы труда, невосполнимого! Брэгдон пишет, что люди ужасаются, но добавим — ужасаются они шёпотом, а улыбаются гангстерам при встречах явно. (...) Тяжек путь эволюции!»5
Сколько горьких строк написано Николаем Константиновичем и Еленой Ивановной по поводу отсутствия должного общественного протеста, который бы не допустил такого решения суда! Выступления отдельных лиц в защиту Музея, несмотря на то что их, по словам Зинаиды Григорьевны, было много, не повлияли на ситуацию.
В материалах, которые мы привезли из Нью-Йорка, есть свидетельство студентки Института объединённых искусств Эстель Айснер: «Невозможно описать ту горестную утрату для общества в результате осквернения Музея Н.К.Рериха и его школы. Как студентка Мастер-Института Школы объединённых искусств Музея Рериха, я ощущаю за собой полное право выразить свой протест и негодование против действий, лишивших огромное количество студентов своих помещений, где хранилось множество произведений культуры, красоты и творческого гения. Кроме того, известные работы основателя нашего Института профессора Николая Рериха, которые всегда были вдохновением для художников и студентов всей страны, были убраны со стен музея. Благодаря декану и заведующей нашего факультета — Морису и Зине Лихтман, их неустанному труду и терпеливому руководству, перед сотнями из нас открылись новые восхитительные миры творческих побед. Они вселили в молодёжь неугасающую надежду, дали нам более полные знания и понимание во многих областях искусства. Слепые студенты, занимающиеся в нашем Институте, были высвобождены из мира темноты и одиночества и влились в дружескую среду, где обрели безграничные возможности для самовыражения. Я твёрдо убеждена, что безжалостное уничтожение произведений искусства, которое распространилось сегодня в мире, охваченном войной, должно подтолкнуть нас к активным действиям, а не к промедлению в создании общественных и частных культурных учреждений. Поскольку мир может быть только там, где царит культура (Бронкс, 20 августа 1938 г.)».
Узнав об очередной инсинуации в свой адрес со стороны Хоршей, Рерих пишет: «Очень хорошо, что мерзкая клевета встречается презрением и смехом, но французы говорят: ''Клевещите, клевещите, всегда что-нибудь останется''»6. Мы убедились в правильности этого утверждения, когда, работая в Колумбийском университете, услышали от сотрудницы архива обращённую к нам вежливую фразу: «Я не хочу вас ни в чём разубеждать, но, вы знаете, ведь есть периодика того времени... ведь в газетах эта история освещалась, там написано, что Рерих...» И далее прозвучало мнение, сформировавшееся на основании периодики того времени, освещавшей судебный процесс. Мы долго говорили с женщиной-архивариусом на эту тему, видя её искреннюю заинтересованность; не переубеждая (так как в любом случае это занятие бесполезное), но предлагая ознакомиться и с другими материалами. Ведь очень важно, чтобы люди, обращающиеся в архивы Колумбийского университета, могли получить по-настоящему полную информацию по этому серьёзнейшему вопросу, тем более что сейчас стремительно растёт интерес к творчеству и личности Николая Константиновича Рериха.
Мы побывали внутри небоскрёба. Нашим гидом была Милдред Спайзер, жительница этого дома, энтузиаст-историк, собирающая сведения об этом здании. По словам Милдред, надпись «Музей Рериха» была убрана с дома по меньшей мере лет сорок назад. Теперь там «Риверсайдский Музей». Угол дома, куда были заложены священные предметы, остался нетронутым, ничья кощунственная рука не посмела коснуться этого места.
В здании в действительности 28 этажей, так как в Америке после 12-го сразу идёт 14-й этаж. В доме никогда не было газа, только электричество. Коридорная система — один к одному с нашими домами гостиничного типа, общие коридоры очень узкие. Мы побывали в одной из квартир. На ручках входных дверей — символика Музея.
На последнем этаже находится единственная комната. Во время деятельности Музея она имела специальное назначение. Лифт, как и тогда, поднимается только до 25-го этажа, а дальше надо идти пешком. По всё более сужающейся лестнице мы подошли к двери этой комнаты, о которой говорила З.Г.Фосдик, описывая последний день пребывания Николая Константиновича и Юрия Николаевича Рерихов в Нью-Йорке: «...К пяти часам [Н.К.] с нами всеми пошёл на самый последний этаж, в нашу комнату [для] Бесед»7. Именно здесь Рерих перед портретом Учителя даёт сотрудникам «сильнейшие указания», как пишет Зинаида Григорьевна. Больше в Америку Рерих не вернулся.
После предательства Хорша некоторая культурная деятельность велась в здании Мастер-Билдинг ещё более десяти лет. Продолжали действовать классы по разным видам искусства, работали две картинные галереи на втором этаже. Но Дух уже покинул это место, и вся деятельность естественно и неуклонно сошла на нет. В 1960-е годы здание стало обычным кооперативным жилым домом, но священное пламя культуры и служения Свету не могло быть потушено — оно было подхвачено новым Музеем Рериха на 107-й улице.
В 1921 году, в самом начале своей деятельности в Америке, Николай Константинович Рерих говорил: «Часто приходилось слышать, как Америку называют страной абсолютных материалистов. Но каждый находит то, что ищет. Каждый воспринимает мир по уровню своего мышления»8.
Через четырнадцать лет он вновь вспомнит Нью-Йорк: «Если бы люди усматривали всё замечательное, то, наверное, до сих пор на земном шаре было исследовано гораздо больше всяких ценностей. (...) Можно увидеть один Нью-Йорк, а можно попасть на его очень непривлекательные улицы. Эти два взаимоисключающих аспекта останутся везде»9.
Свыше 70 лет прошло с того времени, когда здесь был Рерих. Перед нами — Нью-Йорк XXI века. Мы не имели возможности основательно познакомиться с городом, который решительно отличался от всего, что приходилось видеть раньше. С одной стороны, он нисколько не походил на Нью-Йорк 1970-х годов, описанный в нашей литературе как город, полный опасностей, где «сам воздух как будто пронизан бациллами страха и подозрительности». С другой — мы не почувствовали и того восторга, который испытали наши соотечественники, побывавшие там в конце 1990-х и увидевшие «неописуемое изящество» нью-йоркских небоскрёбов.
Мы увидели очень многолюдный город, в котором, несмотря на сильные ветры, нет пыли. При обилии машин очень продуманны дороги. Среди каменных домов мало деревьев, но за каждым из них следят и ухаживают. Животные чувствуют себя здесь в абсолютной безопасности. Очень много разных птиц.
На уровне государства поощряется здоровый образ жизни. В выходные дни на специальных дорожках парка бегает трусцой множество людей разного возраста. Идёт самая широкая борьба с курением: даже в такси показывают фильмы, в которых пассажиры видят деформированные лёгкие курильщиков и другие не менее впечатляющие кадры.
Общественный транспорт приспособлен для пользования людьми с ограниченными возможностями: из автобусов выдвигается специальная ступенька, которая становится вровень с тротуаром, и человек без затруднений заходит в салон. Мы наблюдали, как к школе подъехал высокий школьный автобус, из которого выбежали ученики, а потом опустилась платформа и женщина выкатила инвалидную коляску с сидящим в ней темнокожим мальчиком; весело переговариваясь, они направились во двор школы. Это было в испанском районе Гарлема — в одном из самых бедных кварталов Нью-Йорка.
Мы побывали на побережье Атлантического океана, куда возила нас Наталья Фомина. По дороге она много рассказывала об особенностях американской жизни.
Совершили мы путешествие и к Статуе Свободы, олицетворяющей высшую идею, заложенную в основание государственности США. Сотни туристов со всего мира стремятся побывать на острове, где она установлена и куда ходят специальные катера.
В Новосибирск мы возвращались, переполненные не только впечатлениями от тёплых дружеских встреч, искреннего общения с людьми, с которыми мы познакомились, — мы везли дары нашему Музею: большое количество изданий на русском и английском языках, вышедших в Америке, Париже, Берлине, Прибалтике ещё при жизни Рерихов, начиная с 1921 года. Это труды Н.К.Рериха, монографии, статьи и буклеты, книги Учения Живой Этики. В Музее нам подарили знак «Двойной Дордже». Этот знак был заказан самими Рерихами и предназначался для вручения друзьям Музея Н.Рериха — наиболее значительным лицам, например таким, как Альберт Эйнштейн.
Ещё один подарок — бусина дзе, как называют эти находки в Тибете, откуда они и были привезены Рерихами. О бусинах дзе Николай Константинович рассказывает в книге «Сердце Азии». До настоящего времени учёные спорят об их происхождении, о материале, из которого они сделаны. Об этих бусинах существуют красивые легенды. Одну из них рассказала Аида Тульская: «В древние времена в Тибете, в небесной обители, кроме богов жили ещё и крылатые существа божественной природы. Иногда они спускались к людям по ночам и летали светящимся хороводом вокруг ступ. Люди, пытаясь поймать их, бросали в них комья земли, и если попадали, то небесные существа от соприкосновения с грязью теряли свою чистоту, падали на землю и превращались в бусины. Как память об их происхождении, у каждой бусины есть ''глаза''. Бусина дзе, найденная или полученная в подарок, приносит счастье и удачу».
Много книг и предметов, принадлежавших Зинаиде Григорьевне, передали в новосибирский Музей супруги Качановы. Среди подарков — её личная пишущая машинка с русским шрифтом, на которой печатались тексты Учения; индийская картина, атрибуцию которой ещё предстоит сделать; украшения, пальто на меховой подкладке.
В завершение мы ещё раз приносим нашу сердечную признательность директору Музея Рериха в Нью-Йорке Дэниелу Энтину и всем его сотрудникам за их необыкновенно тёплое гостеприимство, которое было нам оказано, за доброжелательную готовность рассказать обо всём, что нас интересовало, обстоятельно ответить на наши вопросы, помочь в преодолении каких-либо затруднений. Многое для нас стало яснее, что-то мы смогли откорректировать в своих представлениях. Вместе с дарами мы привезли в Сибирь из-за океана то, что не измеряется ни милями пути, ни килограммами груза. Мы увидели, как много того, что нас объединяет и что не только может, но и должно служить нашим общим задачам. Надеемся, что сотрудничество Музеев Рериха, находящихся на разных континентах, будет прочным, долгим и плодотворным.
Николай Константинович Рерих не раз говорил о необходимости сближения всех «деятельных трудников»: «Для широкой пашни нужно расширять и круг друзей. Подозрительность, недоверие шепчут в робкое ухо: ''Как бы не ошибиться? И к чему искать новое, неизвестное, когда можно пребывать в уютном кружке друзей. Там можно сохранить сердечность и не бояться натолкнуться на рифы непонимания''. Очень лукавые успокоения! Лучше расширим добрую пашню до соседних границ»10
З.Г.Фосдик в звуковом письме к Н.Д.Спириной назвала Музей в Нью-Йорке культурным звеном между нашими странами. Сейчас мост сотрудничества между Музеями должны крепить мы. Так заповедали наши земные Учителя.
