I

(18–X–1880)

С какой бы точки зрения вы ни взглянули — мир всё ещё в своей первой стадии освобождения, если не развития, следовательно, не готов.

Совершенно справедливо, мы действуем естественными, а не сверхъестественными средствами и законами. Но так как, с одной стороны, наука не будет в состоянии (в её настоящем положении) объяснить чудеса, даваемые во имя её, а с другой — невежественные массы всё же будут рассматривать феномен в свете чуда, то каждый свидетель случившегося будет выведен из равновесия, и результаты будут прискорбны. Безумны те, кто, размышляя лишь над настоящим, добровольно закрывают глаза на прошлое, оставаясь, естественно, слепыми к будущему! Если бы мы согласились на ваше желание, знаете ли вы действительно, какие последствия возникли бы по следам успеха? Неумолимая тень, которая следует за всеми человеческими нововведениями, уже надвигается, тем не менее лишь немногие сознают её приближение и опасность. Что же должны ожидать те, кто предложат миру нововведение, которое, благодаря человеческому невежеству, если и уверовано, то, конечно, будет приписано тёмным силам, в которых верят и страшатся две трети человечества?

Успех подобной попытки должен быть рассчитан и основан на знании людей, вас окружающих. Оно полностью зависит от социальных и моральных условий людей, при их касании этих глубочайших и наиболее сокровенных вопросов, могущих взволновать человеческий ум, — божественных сил в человеке и возможностей, заключающихся в природе.

Многие ли, даже среди ваших лучших друзей, тех, которые окружают вас, более нежели только поверхностно заинтересованы этими непонятными, сокровенными проблемами? Вы можете пересчитать их на пальцах вашей правой руки. Ваша раса похваляется освобождением в их столетии гения, так долго заключённого в тесный сосуд догматизма и нетерпимости, — гения знания, мудрости и свободы мысли. Она говорит, что, в свою очередь, невежественные предрассудки и религиозное изуверство, закупоренные в бутыль наподобие злого Джинна древности и запечатанные Соломонами науки, покоятся на дне морском и никогда больше не смогут выбраться на поверхность и царствовать над миром, как это было во дни оные; что общественный разум совершенно свободен и, одним словом, готов воспринять любую указанную истину. Но действительно ли это так? Опытное знание не совсем ведёт начало от 1662 г., когда Bacon, Robert Boyle и Епископ of Chester превратили по Королевскому указу свой «Невидимый Колледж» в Общество поощрения экспериментальной науки. Века прежде, нежели Королевское Общество сделалось реальностью на плане «пророческих начертаний», врождённое стремление к скрытому, страстная любовь к природе и её изучению привели людей, в каждом поколении, к попыткам и проникновению в её тайны глубже, нежели это делали их предшественники. «Roma ante Romulum fuit»¹ — аксиома, преподаваемая в ваших школах. Отвлечённые запросы в самые смущающие, запутанные проблемы не возникли в мозгу Архимеда как внезапный, до сих пор незатронутый вопрос, но скорее как размышление прежних запросов в этом же направлении и людьми, отделёнными от его дней длинным периодом, гораздо длиннейшим, нежели время, отделяющее вас от великого Сиракузца.

Vril «Наступающей Расы» был обычным достоянием рас, уже исчезнувших. А так как сейчас и самоё существование наших гигантских предков подвергается сомнению, хотя в Гималаях мы имеем пещеру, полную скелетами этих великанов — и огромные размеры их, когда бывают находимы, неизменно рассматриваются как единичные причуды природы, — то так же и Vril или Akasa — как мы называем это — рассматривается как невозможность — миф. А без совершенного знания Akasa, её комбинаций и свойств, как может наука объяснить подобные феномены? Мы не сомневаемся, что представители вашей науки открыты убеждению, тем не менее факты сперва должны быть доказаны им, должны сделаться их собственностью, должны отвечать, быть подчинены их способам исследования, прежде нежели вы найдёте их готовыми допустить их как факты. Если вы только заглянете в Предисловие к «Micrographia», вы найдёте в предпосылках Hooke, что внутренняя связь предметов имеет меньше значения в его глазах, нежели их внешнее воздействие на чувства, — а прекрасные открытия Ньютона нашли в нём величайшего противника. Современных Hookes’oв много. Подобно этому учёному, но невежественному человеку былых дней, ваши современные учёные менее беспокоятся предпослать физическую связь фактов, которая могла бы открыть им многие оккультные силы в природе, нежели установить удобную «классификацию научных экспериментов»; таким образом, по их мнению, самое важное качество каждой гипотезы не в том, чтобы она была истиной, но лишь правдоподобной.

Это относится к науке, насколько мы ознакомлены с нею. Что же касается до человеческой природы вообще, она такая же сейчас, какою была миллионы лет тому назад: предрассудки, основанные на себялюбии, общее нежелание отказаться от установленного порядка вещей ради нового образа жизни и мыслей (а оккультное изучение требует всего этого и ещё гораздо больше); гордость и упрямое сопротивление Истине, если это ниспровергает их прежние понятия вещей. — Такова характеристика. Каковы же будут следствия самых поражающих феноменов, предположив, что мы согласились произвести их? Несмотря на успех, опасность росла бы пропорционально этому успеху. Скоро не осталось бы выбора, пришлось бы продолжать всё силивая или же вступить в бесконечную борьбу с предрассудками и невежеством, убитыми вашим собственным оружием. Доказательство за доказательством треовались бы и должны были бы быть доставляемы; каждый последующий феномен ожидался бы более чудесным, нежели предыдущий. Ваше ежедневное замечание, что нельзя ожидать, чтоб человек поверил, пока он не сделается очевидцем, — хватило ли бы человеческой жизни, чтобы удовлетворить весь мир скептиков? Могло бы быть лёгким делом увеличение числа первых уверовавших до сотни и тысяч, но что же до остальных сотен миллионов, которые не смогли быть очевидцами? Невежды, не будучи в состоянии бороться с невидимыми операторами, в один из дней дали бы выход своей ярости, обрушившись на видимых работающих агентов; высшие и образованные классы продолжали бы, как всегда, упорствовать в неверии, как и раньше, разрывая нас на клочки. Подобно многим, вы порицаете нас за нашу большую сдержанность, однако мы кое-что знаем о человеческой природе, ибо опыт длинных столетий-веков научил нас. И мы знаем: пока наука не научится чему-нибудь и пока тень догматизма коснеет в сердцах масс, мировые предрассудки должны быть побеждаемы шаг за шагом, а не натиском. Как седая старина имела более нежели одного Сократа, так и туманное будущее даст рождение не одному мученику. Освобождённая наука с презрением отвернула свой лик от мнения Коперника, которое восстановляло теорию Aristarchus Samius’а, который утверждал, «что земля вращалась вокруг своего центра», за годы прежде, чем церковь заставила принести Галилея как жертву всесожженияв честь своей Библии. Наиспособнейший математик при дворе Эдуарда VI — Robert Recorde — был замучен голодом в тюрьме своими коллегами, которые издевались над его «Замком Знания», объявляя его открытия «тщетными фантазиями». Wm. Gilbert of Col‑chester, доктор королевы Елизаветы, умер отравленным только потому, что этот истинный основатель опытной науки в Англии имел отважность предварить Галилея, указывая на ошибочное представление Коперника относительно «третьего движения», которое объяснялось параллельностью земной оси вращения. Огромное знание Paracelsi, Agrippas и Deys’a вызывало всегда сомнение. Наука наложила свою святотатственную руку на великий труд «De Magnete» — «Небесная белая Дева» (Akasa) и другие. И это был знаменитый «Канцлер Англии и Природы» — Лорд Verulam Bacon, который, завоевав имя «Отца индуктивной философии», позволил себе говорить о вышепереименованных великих людях как об «Алхимиках фантастической философии».

Всё это старая история, скажете вы. Истинно так; но хроники наших дней не отличаются слишком существенно от своих предшественников. Мы должны вспомнить недавние преследования медиумов в Англии, сожжение предполагаемых колдуний и колдунов в Южной Америке, России и на границах Испании, чтобы убедиться, что единственное спасение подлинных искусников в оккультных науках заключается в скептицизме общества: шарлатаны и фокусники — естественные щиты Адептов. Общественная безопасность охраняема лишь тем, что мы держим в тайне страшные оружия, которые иначе могли быть употреблены против неё и которые, как вам уже говорилось, становятся смертельными в руках злого и себялюбца.

Я кончаю, напоминая вам, что феномены, которых вы так жаждете, всегда были сохраняемы как награда для тех, кто посвятили свои жизни служению богине Sarasvati — наша арийская Исида. Если бы они были отданы профанам, что осталось бы нашим верным? Но когда время придёт и будет разрешён полный свет в эзотерический мир с его законами, основанными на математически точных расчётах будущего — необходимые следствия причин, которые мы всегда свободно можем создавать и оформливать по нашей воле, но в той же мере не в состоянии контролировать их последствия, которые этим самым становятся нашими властелинами, — тогда только поймёте вы, почему для непосвящённых наши действия часто кажутся немудрыми, если не просто безрассудными.

¹ «Рим был до Ромула» (лат.). — Примеч. ред.

Поделиться с друзьями: