Сибирское Рериховское Общество       контакты       написать нам       (383) 218-06-71


Мысли на каждый день
Ничто на Земле не зажжёт огонь сердца, как любовь.
Мир Огненный, ч.1, § 629

"Мочь помочь - счастье"
ПАМЯТНЫЕ ДАТЫ
Авторизация
Логин:
Пароль:
Забыли свой пароль?
Сайты СибРО

Учение Живой Этики

Сибирское Рериховское Общество

Музей Рериха Новосибирск

Музей Рериха Верх-Уймон

Сайт Б.Н.Абрамова

Сайт Н.Д.Спириной

ИЦ Россазия "Восход"

Книжный магазин

Город мастеров

Наследие Алтая
Подписаться


Музей

Трансляции
Книги


III. ОСТРОВ СЛЕЗ



I. ОСТРОВ СЛЕЗ

Самая тяжкая необходимость есть необходимость отказов. Тех отказов, когда к вам приходят с самыми лучшими намерениями, решениями, когда просят о поддержании чего-то очень хорошего, уже существующего, а вы совершенно не в силах помочь. И не только вы не можете помочь сами, но, оглядываясь по всему горизонту, вы даже не знаете, куда же направить этих страждущих, где бы могли быть утолены их прекрасные нужды. Собрание всевозможных обращений о помощи есть истинный остров слез.

Иногда вы еще можете догадаться, что некоторые из этих людей еще поддержатся до каких-то новых обстоятельств; но нередко вы чувствуете, что этот зов был последним призывом и что в запасе уже нет не только средств физических, но уже исчерпались и средства духовные, а это самое прискорбное. Кроме множества несчастий личных, ужасно видеть, как подсекаются всевозможные образовательные и просветительные Учреждения. Происходит именно то, чего человечество должно бы особенно опасаться в текущее время. Происходит усекновение роста Культуры, именно той Культуры, которая в расцвете своем должна давать истинное, и духовное, и всякое благосостояние.

Вот перед нами просьба о школе. Если она не осуществится, то многие детишки останутся без должного образования. Здесь же приложен и снимок с целой многочисленной группой этих детей. И какие славные, милые лица! Несмотря на бедные одежды, сколько здорового элемента чувствуется в этих маленьких телах, готовых для пищи духовной! И спрошенные деньги на эту школу совсем не велики, но и их взять неоткуда.

Вот просьба о поддержании Журнала и полезнейшего Издательства. Все, уже изданное этим Издательством, ценно и безусловно полезно. Это не какие-то абстрактные мечтания. На столе лежат нужнейшие книги, которые сообщают молодым поколениям прекрасные, обоснованные и укрепляющие факты. Именно такие Журналы и Издательства, полные строительства, должны бы не только существовать, но и расширяться во имя неотложно нужного совершенствования. И опять спрошенная сумма так мала, так несоответственно мала с полезнейшими уже явными достижениями Издательства. Но все-таки и этой суммы нет. И опять приходится писать: «Будем ждать лучших времен». Будут они, эти лучшие времена, но ведь до тех пор нарушится весь темп уже налаженной работы. Весьма вероятно, что работа даже прервется, а вы знаете, что значит налаживать работу вновь. И таких просьб от издательств и журналов много. И вовсе не из одной страны они, и вовсе не являются они следствием несчастья одного народа. Разнообразие народов, мест и всех условий сводится к одной объединенности, а именно к объединенности факта усекновения ростков Культуры.

Вот перед вами целое уже заслуженное историческое Учреждение. Результаты плодотворного издательства и работы налицо. Список сотрудников заключает в себе целый ряд ценнейших научных имен. О нужности этого Учреждения никто не спорит. Местное правительство посильно поддержало его. Но для существования нужна еще сумма, смешная в своей малости, сравнительно с программою Учреждения, но даже и этой суммы нет. И сколько ценнейших усилий, сколько невознаградимого времени отнимается от нужнейших научных исследований на бесплодные поиски, лишь бы двери Учреждения вообще не закрылись. А закроются они, тогда поди, собери опять весь нужный комплекс сил и условий. Неужели же дух человечества стал настолько расточительным, чтобы слепо бросаться прекраснейшими накоплениями и нужнейшими изучениями?

Вот в таком же положении медико-научное Учреждение, уже достигшее определенных результатов и приветствованное научными центрами, и тоже смешно мала нужная сумма, но и ее нет. Точно нож гильотины! Вот стариннейший Музей, национальная гордость, принужден искать даже самых малых сумм, чтобы поддерживать свое существование. И опять тот же нож гильотины! Вот поиски о построении Храма, так нужного, когда болеет дух человеческий. И вместо построения нож гильотины!

Вот кружки молодежи, собиравшиеся во имя прекрасных созидательных Начал, ради самых высоких Имен и Понятий. Ценнейшие кружки молодежи трудящейся, с трудом пробивающей свое личное затрудненное существование. И сколько ни озираются эти искатели лучших духовных укреплений, они не могут найти даже минимальной суммы, чтобы закрепить существование своего единения. Обессиленные, они разбегутся, гонимые нуждою, и когда же опять удастся соединить их, таких ценных, так радующих дух и сердце.

Вот Культурное Общество, устремленное к задачам Просвещения, Воспитания, Материнства, к укреплению всех тех начал, которые если не будут осознаны и устроены, то мы вновь будем терпеть крахи и духовные и материальные. Они просят так немногого, чтобы просуществовать. Они и так отдают все свое, что может быть только отдано. Но эти прекраснейшие примеры самопожертвования разбиваются о те леденистые потоки, о которых говорилось в «Огне Претворяющем».

Известный писатель, широко приветствованный, не может даже взяться за перо, ибо нет средств к существованию. Разве в этом не сказывается безумная расточительность человечества духовными силами? И не только все те множества просьб о поддержании прекраснейших начинаний остаются, по необходимости, неотвеченными, но мировой уклад продолжает идти по той же пагубной линии пресечения лучших культурных намерений и стремлений человечества. И главное, что это не относится к одной стране или даже к одной группе стран, нет, эти, к сожалению, неоспоримые сведения поступают со всего мира.

Кто-то скажет: но ведь школы все-таки существуют, ведь университеты существуют, ведь и музеи существуют. Так, но посмотрим, во что постепенно превращаются бюджеты всех этих сохраненных, хотя бы ради долговременности, учреждений. Мы читаем ежедневно о закрытии целых отделов научных музеев, о прекращении исследований, о приостановлении раскопок, о пресечении построек, о сокращении штатов, причем столько нужных незаменимых молодых сил отсекаются, чтобы навсегда затеряться в беспощадном океане Хаоса. Царят «нет» и «нельзя». Царят отрицания, пресечения, даже без особых обсуждений, что наиболее необходимо. Даже в самых, казалось бы, обеспеченных учреждениях мы видим небывалые ранее объявления о невыполненных изданиях, об отложенных планах и о тех же урезаниях хотя бы и самого насущного.

Конечно, мы должны думать о будущем, в этом никто не будет особого мнения; даже любой производитель производит не для вчерашнего дня. И вот среди, казалось бы, все же существующих помыслов о будущем, люди сами, самым жестоким образом, начнут пресекать все то неотложно нужное, хотя бы даже для каждого производства.

Земля пережила много крахов и потрясений. Но нет ли каких-то отличительных признаков свалившегося сейчас на человечество духовного и материального несчастья? Такой признак есть. И этот признак страшен, если на него не обратить особого внимания. Это признак всемирного несчастья. Прежде несчастья были национальны, или групповые, но сейчас произошел неслыханный интернационализм несчастий. Нет такой страны, нет такого удаленного острова, которые бы не повторяли речей о несчастье.

Чем больше вы приходите в соприкосновение с самыми разнообразными народностями, тем больше вас потрясает эта универсальность несчастья. Малые группы рантье, закрывших от себя мир в призрачной обеспеченности, становятся совершенно незначительными. Любой из них, почти еще не пострадавший лично, уже твердит о несчастье. И во всех этих несчастьеносных утверждениях и действиях получается какое-то гибельное вызывание несчастий, точно какие-то незримые сеятели несчастий проходят по разным странам и бросают в пространство губительные, мертвящие формулы.

А за ними появляется настоящий танец смерти: «отсечь, прекратить, убить, омертвить» — на самых разных языках, в различных формулах, несутся по миру эти мертвые слова. Призрачная экономия породила армии безработных или сделала размер содержания не отвечающим даже самым нищенским потребностям. Перед нами тоже лежат цифры разных заработных плат, и нужно сознаться, что эти цифры ужасны.

Ясно одно: если человечество будет продолжать гипнотизировать себя вызываниями несчастий, оно нарушит самое ценное, ради чего оно существует, оно нарушит Культуру, оно нарушит ход и накопление того, что при иных условиях невозвратимо или потребует многих веков для врачевания.

Ужас отказа, ужас убивания живых ростков не может продолжаться долее. Совершенно необходимо, отбросив личные препирательства и личные соперничества, сообща подумать о будущих поколениях, для которых основа Культуры есть единственная твердыня духа. Вместо вызываний несчастий рано или поздно, и лучше пусть будет рано, нужно обратиться к призыванию основ положительного построения. Если мы утвердимся мысленно и действенно на основах строительства, тем самым начнут разрешаться и многие, казалось бы, неразрешимые проблемы. Многолетен был Эдисон, многолетен был Майкельсон, и никто из этих творцов мысли не думал о самоубийстве. Творческая мысль была тем аккумулятором высоких энергий, которые питают все соки жизни. Высокие энергии творчества являются тем великим жизнедателем, вечно искомым людьми. Вот этот жизнедатель и подсказывает каждому желающему помыслить, что необходимо от пагубных вызываний несчастий обратиться к настойчивому вызыванию благого культурного строительства. И если мы все вместе закричим о необходимости развития познания и облагораживания, то этот клич уже будет первым камнем в новом построении положительной твердыни человечества.

Мы начали от ужаса необходимости отказа, кончим же сердечною радостью о реальной возможности построений, если только хотя бы временно, хотя бы частично будет отставлена злоба разрушения и разложения. Созидание от мысленного претворяется и в действенное, и потому так хочется сказать всем работникам Культуры, получившим за последнее время столько отказов и отсечений: «Продержимся, не будем рассеиваться, призовем хотя бы остатки дружелюбия и покроем отказы этими зернами Блага». Превращать Остров Слез в Сад Прекрасный, в Сад Труда и Познания, разве это не есть первая основа всех положительных Учений Мира?

1932. Гималаи.

II. РАСХИЩЕННОЕ СЕРДЦЕ

В последней газете два знаменательных столбца. Налево рассказывается трагическая смерть самоубийством мультимиллионера К.; на том же листе направо сообщается самоубийство тоже мультимиллионера семидесятипятилетнего Д. И. К. оставил многозначительную записку: «Я устал». И. говорит в прощальном письме: «Зачем ждать?». Эти два самоубийства мультимиллионеров, не разоренных денежно, но пораженных духовно, очень показательны.

Казалось бы, велик был запас жизненных сил у К. В течение лишь двадцати лет он создал свои всемирные денежные операции. Множество миллионов долларов он давал правительствам целого рада стран. Правда, замерзли некоторые его займы, но это обстоятельство еще не могло быть смертельным ударом его духу.

В случае И. многое еще поразительнее. Казалось бы, в широкой деятельности И. ничто не замерзло. Его предприятия, даже за последнее время, обогатились ценными открытиями и усовершенствованиями. Его широкая образовательная деятельность и благотворительные построения, казалось, шли бодро вперед. Одним из последних его благотворительных начинаний было построение госпиталя в Италии для итальянских детей. И вдруг среди этих расширений, роста, усовершенствований, холодеющий голос: «Зачем ждать?». Вспоминается при этом и другой мультимиллионер, спрыгнувший со своего аэроплана, несмотря на то, что у него осталось многомиллионное состояние.

Спрашивается — какая же такая сила приводит к роковому вопросу: «Зачем ждать?». Казалось, вся история этих людей показывала огромный запас жизненной энергии. Это не были ходячие мертвецы с оледенелыми от рождения сердцами. О К. говорилось много хорошего. И действительно, необыкновенно широкий по всемирному масштабу глаз его не удовлетворялся малыми решениями. Его контора быстро сделалась решающей многие обширнейшие международные вопросы. Если мы возьмем список стран, в которых протекала его денежная помощь, то мы увидим по одним наименованиям этих государств широкую мысль К. Мы заметим созидательное построение не для одной какой-то группы, не для одностороннего политического обособления, но широко обдуманную созидательную работу. Друзья К. хорошо говорили о нем. Спрашивается, где же были эти друзья, когда рука его писала страшное слово, так далекое от всего его существа, — «Я устал»?

И. я видел в последний раз в его Рочестере в 24-м году. С каким необычайным воодушевлением он показывал новые усовершенствования его Заведения и Музыкального института. Видно было еще раз, что он не был бесстрастным давателем избытков. Нет, несмотря на свои седые волосы, он был бодрым, живым, творящим участником прекрасно замысленных культурно-образовательных Учреждений. Он старательно заботился о привлечении новых сил, молодых, известных, которые могли бы жизненно улучшать Учреждения. И. действительно любил музыку, и вся его жизнь, начиная от раннего завтрака, сопровожденного органом, была наполнена лучшими мелодиями. Он неотвлеченно хотел помочь утончать сознания молодого поколения Америки. Если мы возьмем списки всех прошедших через его Учреждения, мы увидим действительно широкое понимание вне кружковщины и партийности. Если же вспомним многие его путешествия и его личную неустанную работу по всем своим Учреждениям, то именно от И. невозможно было бы ждать страшного, безрадостного восклицания — «Зачем ждать?».

В знаменитых японских приемах борьбы всегда говорится о двух повторных ударах, из которых последний бывает особенно решающим. Эти два страшные признания выдающихся мультимиллионеров и деятелей повторностью своею особенно поразительны. Не заставят ли эти два возгласа, облетевшие сейчас мир, подумать многих и многих о том, что заставило этих действительно больших, без преувеличения выдающихся людей кончить широчайшую деятельность на страшном восклицании безрадостности? Ведь это не отчаяние бедняка, задавленного безысходностью. Ведь это не последний приказ капитана корабля, знающего неизбежность крушения. В этих двух случаях на весь мир возопила сильная воля, увидевшая какую-то очевидно вставшую перед ними действительность. По сравнению с этою страшною действительностью, может быть, уже никакие зовы друзей не могли бы перекричать это рычание убивающей действительности. И назвать ее можно лишь самым страшным во всем словаре словом: Безрадостием. Даже не удар отчаяния, не ужас последствий, но мертвящее сознание невозможности радости. Конечно, сказано всегда и во всем: «Радость есть особая Мудрость». Радость человека далеко разнится от радостей теленка на цветочном лугу. Но человек тоже радуется цветам, и может он им радоваться, если не убито сердце его. Неизлечимая разрушающая болезнь еще может создать вопрос — зачем ждать? Но сердце, для которого не может быть ни возраста, ни разочарований перед великою действительностью, не может устать.

Конечно, земные пути сообщения приводят к ужасу ограниченности. Повторяю и твержу: если человек не знает, зачем он стремительно кружится над всею землею в быстрейшем воздушном корабле, то даже само солнце, сама красота пространства рано или поздно станут для него оловянною заслонкою. И в этой печальной ограниченности человек может впасть в великую из ошибок, может прийти к мысли о самоуничтожении. Совершенно очевидно, что тому, кому пришла губительная мысль о самоуничтожении, никто никогда не твердил о последствиях этого акта, противозаконного всему сущему. К Заветам религий должны, наконец, присоединиться и голоса науки, которые во имя незыблемых законов бытия сказали бы во всевозможных выражениях, насколько самоуничтожение противоестественно и какие последствия оно неизбежно порождает. Ведь тот, кто хотя бы однажды, хотя бы мгновенно, осознал мир Невидимый, для того Беспредельность перестала бы быть кругосветным путешествием по коре одной из самых крошечных планет. Его воздушный корабль переносил бы не только цифры торговых фирм, которые к месту их достижения уже теряли всякий свой смысл, а радио кричало бы не о ненужностях, но действительно о том, что могло бы порождать радость сердца. Подчеркнем именно радость сердца, потому что формы жизни вряд ли могут дать эту неисчерпаемую радость, если только сознание не будет устремляться в будущее, в то будущее, где все неразрешимые проблемы будут разрешены преображением жизни.

Все страшные заключения «зачем ждать?» и «я устал» не являются виною одного человека, они лежат на ответственности всего общества человеческого. Можно поверить, что один индивидуум может устать, если он изо дня в день видит лишь лед, корысть и предательство. Если он безошибочно замечает, что его самые сердечные, самые лучшие устремления учитываются на чужих весах мерзостными и пошлыми гирями.

Ни на каких газетных листах не сказано, а может быть и не будет сказано, какие именно причины расхитили сердце этих двух людей. Может быть, не относится ли трагический возглас «я устал» к тем темным клеветникам, которые поразили сердечное равновесие? Кто знает, сколько зависти, сколько предательства, лживых измышлений, утаиваний, своекорыстных извращений окружало этих больших деятелей? Устремляясь в какие-то дальние страны, не стремились ли они уйти от действительности и не мечтали ли они в ночном одиночестве где-то найти тех, кто понял бы истинность их стремлений? Не забуду, как один большой писатель незадолго до смерти своей, болея тоже расхищенным сердцем, мучительно сознавался мне: «Может быть, и есть где-то мои друзья и читатели, но ведь я-то не вижу их и не знаю, где живут они». Страшное одиночество больших людей звучало в этом признании, исшедшем из последних биений отягощенного сердца. Вероятно, это сердце чувствовало, что ему не прощена мысль его о человечестве, стремление его о мире вне опошленной обыденности, и он же через несколько дней сообщал мне: «Они боятся меня, точно я отнял от них что-то». И он еще раз болел о том, что малое сознание не только не хочет стремиться к расширению и приобретению истинных радостей, но, как бы для спокойствия своего, оно старается задушить то, что не в их мерках.

Тот, кто сказал об усталости, знал он все эти мерки и устал он не жить, но, может быть, показалось ему нестерпимо ужасным продолжать бороться с этими бесчисленными мерами скверны. Расхитители сердца! Когда читаем сказки о вампирах и оборотнях, не ими ли названы расхитители сердец и извратители прекрасного Бытия, всем сужденного! Потому-то эти два крика смертельной тоски, сейчас облетевшие мир, не случайны. В этой повторной предсмертной исповеди заключается обращение к человеческому обществу. Тот, кто сказал среди огромнейшей деятельности: «Зачем ждать?», тот, конечно, мысленно обращался ко всем тем, которые принесли величайшее разочарование и на его глазах умерщвляли то, чем горело это большое сердце человеческое. Расхищение сердца — так можно назвать это преступление, приносящее самое страшное последствие — Безрадостность.

Похищение Сердца, разве не заключается оно и в похищении детей, о котором сейчас тоже были наполнены листы газетные. Может быть, тоже именно не — случай, но это известие было связано с именем национального героя Америки Линдберга; пусть величина этого имени обратит внимание человечества на те ужасы, которые продолжают твориться и усиливаться в мире двуногих. Мир был потрясен этим известием. Множество сообщений и писем пронизали пространство. Газеты принесли известие, что в спешном порядке был усилен закон против вымогательств и угроз, давший преступнику двадцать лет тюремного заключения и несколько тысяч долларов штрафа. Конечно, иначе и быть не может. Бесчеловечность вымогательства и угроз должны быть достаточно ограждены государством. Обеспечивая существование личности, государство уже тем самым пытается бороться против гнета безрадостного, против расхищения сердца. Если расхитители сердец, похитители всего самого драгоценного, разрушители и разлагатели будут извергаться из Общества человеческого как сор, как элемент недостойный, то ведь и усталость жизнью пойдет по пути прекращения. В убеждении неприкосновенности сердца люди начнут радоваться, радостями расширенными и неисчерпаемыми. Никто уже не спросит тогда в мучительном вздохе: «Зачем ждать?», но скажет в обновленном понятии: «Чаю воскресения!». И сама Беспредельность, от которой не уйти уже существующему, не только не испугает, но вдохновит и призовет к новому бесконечному творчеству. И облегченно вздохнет наболевшее сердце, ибо оно узнает, зачем ждать, на что надеяться и что знать. Во имя великого Знания, во имя Прекрасного пошлем наши мысли тем, кто своими наболевшими зовами, не боясь действительности, пронзил мир признанием, о котором все мы должны подумать, собираясь к новым путям.

1932.

Гималаи.

III. БОГАТАЯ БЕДНОСТЬ

Paupertas, impulit audax
Ut versum tacerem

Говорит Гораций: «Бедность устремляла меня к вдохновению».

Удивительно вспомнить, что Св. Франциск, покуда он был богатым гражданином, не привлек к себе ничьего внимания. Но стоило ему обручиться с синьорою Бедностью, вступив на духовный путь, как он сделался тем мировым Святым, имя и облик которого зажигает и устремляет к подвигу множества сердец.

Перелистывая страницы многообразной истории человечества, мы все-таки приходим к тому же непоколебимому утверждению, что богатство не отмечено в истории как лучшее средство достижений. Шах Хумаюн при рождении своего великого сына Акбара был настолько беден, что мог уделить своим приближенным обычные при таком случае подарки лишь в виде нескольких крупинок мускуса.

Очень богаты были банкиры Вавилона, но история не сохранила их имени. Такие имена не пригодились в рассказе о человеческих достижениях, если не приобщались к просвещению. Летопись движений человечества для непредубежденного наблюдателя все-таки остается чем-то очень замечательным по своей внутренней справедливости.

Современники творят много неправд и несправедливостей, но само время производит по законам бытия знаменательные перестановки. Вопреки современникам эти законы выдвигают все поступательные движения и отодвигают в бездну все призрачное, случайное, временное. История не забывает в конце концов, может быть и через целые века, отдать справедливую дань сердечному человеческому устремлению к Общему Благу.

История человечества в конце концов остается человечной, в полном смысле этого слова. Своекорыстие, себялюбие, злобность и жестокость все-таки остаются на каких-то стыдных местах, и никакое золото, никакие порфиры не могут прикрыть ни невежество, ни разрушение. В то же время каждое творчество, каждое истинное созидательное стремление оказываются все-таки незабытыми. При этом история с трогательною внимательностью, часто неизвестно откуда просочившейся, не забывает отметить все бескорыстное. Отмечается все, хотя бы своеобразно, устремившееся во благо человечеству. Та же история доносит до нас множество самых неожиданных сведений, которые, при сопоставлении, составляют необыкновеннейшую мозаику, из которой каждый может черпать массу поучительного для жизни.

Вспомним о самом условном знаке жизни человеческой — о монетах. История Китая и в этом вопросе, как и во многих других, дает незабываемый пример. Во время движения нашей экспедиции по дальним областям Китая нам пришлось встретиться с необыкновенно странным положением денежных знаков. Мы были, прежде всего, предупреждены опытными людьми, чтобы не принимать серебряных слитков, хотя бы и снабженных государственными печатями, ибо очень часто внутри серебряной плитки искусно вкраплена медь. Также немало смущений доставили нам современные серебряные монеты, которые принимались и оценивались совершенно своеобразно в разных местностях. В одном городе любили голову Ли Хун-чана с шестью буквами, а в другом желали иметь семь букв. Одни хотели иметь монеты с женским изображением, а другие вообще не желали китайских знаков, требуя рупии.

Наконец, нам предложили, как разменную монету, какие-то деревянные палочки с нарезками, при этом утверждая, что эти знаки самые лучшие, ибо они выпущены местным игорным домом. Таким образом, поверх всех голов Ли Хун-чана, обыватели вдруг поверили палочкам игорного дома, находя в них неоспоримую ценность. При всем разнообразии китайских монетных знаков все-таки палочки игорного дома остались непобитыми в своей оригинальности.

Идя по истории Китая вглубь, мы действительно можем встретить всевозможные затейливые формы монетных знаков, но после современных палочек игорного дома, пожалуй, наиболее неожиданной и знаменательной формой будут монеты-ножи династии Чжу (715—431 до нашей эры). Среди множества странных монетных форм, соответствовавших разнообразным видам торговли, форма ножа нигде нам не встречалась. Пожалуй, в наше время всяких упадков, подавленности, провалов бюджетных внутренний смысл монеты-ножа был бы очень знаменательным. Должник говорил бы кредитору: «Погодите, ужо я вам отдам ножами». Или: «У меня для вас немало ножей припасено». Сколько недоразумений, при всевозможных комиссиях Лиги Наций, происходило бы из-за таких ножевых дискуссий. Но и в китайских монетах-ножах сохранилась вековая китайская изысканность. Форма их очень красива, а кольцо на ручке показывает, что они могли привязываться или нанизываться на что-то и были носимы при себе. С нашей судебной точки зрения сколько недоразумений могла бы создать такая монета в руках грабителей, который стал бы уверять, что это просто перочинный ножик.

Но знаменательно, что изысканная фантазия древних считала возможным соединять понятие денежного знака именно с ножом. Ведь никто не применял как денежный знак какое-либо священное изображение, как таковое. Правда, на монетах бывали изображения божеств, но они употреблялись как символы, как хранители известного города или страны. Кто знает, может быть, какому-то из наших современных банкиров облик ножа-монеты был бы особенно увлекателен и близок.

Так история человечества, как точно какие-то предостерегающие знаки, доносит до нас сочетания символов. Нож больше всего является символом жестким, колючим, жестоким, но ведь и денежный знак, во всей условности своей, тоже не будет божественным.

История не забыла рассказать нам, что даже Конфуций, великий своим миролюбием и справедливостью, был настолько преследуем современниками своими, что даже должен был держать наготове запряженную колесницу и большинство жизни провел в вынужденных переездах. Но история отбросила в бездну имена этих невежд преследователей. А Конфуций не только остался в памяти, не только прожил через тысячелетия, но имя его еще более укрепляется и в теперешнем современном сознании.

Говорить о преследованиях современников и о последующих справедливых оценках значило бы, прежде всего, изложить историю сравнительных религий, историю всех учений света, историю всех творческих устремлений. Мы уже не раз напоминали, что должны были бы быть изданы наряду с книгою «Мученики науки» и книги «Мученики искусства», «Мученики творчества», «Мученики блага». Еще недавно мы видели, как Эдисон за свое одно из поразительнейших открытий был назван в собрании одной Академии шарлатаном.

Это же название, даже в издании изысканных энциклопедий, еще недавно было применяемо к именам очень почтенным и замечательным. Поучительно было наблюдать, как в последовательном издании эти наименования смущенно стирались. Сама история уже начинала выдвигать оценку неоспоримую, и условное невежественное суждение современников стыдливо стиралось, уступая место более приличным наименованиям.

Во всех проявлениях жизни постоянно видим мы эту кристаллизацию ценностей, произведенную уже космическим сознанием. Одни знаки и символы почему-то стираются, а другие даже через все потрясения и бури проходят невредимо и остаются поучительно. Древние мудрые китайцы почему-то соединили символ монетного знака с символом ножа, и этот символ время донесло до нас неприкосновенно.

Так же неприкосновенно и ярко донесло до нас время и великий образ Св. Сергия и всех тех мощных духом подвижников, которые, презрев условности несовершенного земного быта, устремились к ценностям истинным. И великий поэт Гораций не только не устыдился, но с полным достоинством помянул о значении бедности для его вдохновений. И замечательный художник Ван Гог, посылая своему домовладельцу отрезанное свое ухо, как бы напоминал об ухе, умеющем услышать. Если бы только люди поняли, где истинные ценности, им действительно нужные, где живет та щедрая бедность, которая богаче всяких богатств!

Конечно, никто не скажет, что торговля не нужна. Наоборот, всякий обмен в культурных пределах должен быть приветствован. В нашей Всемирной Лиге Культуры потому-то включено участие промышленных предприятий, лишь бы они двигались по культурным путям. Но следует всюду заметить, что капиталу и торговле не может принадлежать то краеугольное место, которое часто утверждается за ними в наши смятенные дни. В истинном сотрудничестве с культурными ценностями всякий труд, всякая производительность лишь умножит Сад Прекрасный.

Вагнер в своем «Кольце нибелунгов» дает многие космические моменты. Останется незабытым и знаменательный разговор Вотана с Миме, когда Вотан предлагает Миме задать ему три вопроса. Вотан ответил на все заоблачные и подземные хитроумности Миме, но, блуждая далеко, Миме забыл спросить о самом ему нужном. Вотан говорит Миме: вот ты блуждал далеко, подымался к облакам и спускался под землю, но о том, что тебе так нужно, ты не спросил, и теперь будешь ты мой. Разве в блужданиях своих и в шатаниях человечество не забывает спросить и подумать о том, что для него действительно неотложно?

Книга «Мир Огненный» говорит:

«Итак, темные силы довели планету до такого состояния, когда никакое решение земное не может вернуть условное благосостояние. Никто не может считать, что земные меры вчерашнего дня пригодны на завтра. Так нужно человечеству снова понять смысл своего кратковременного пребывания в земном состоянии. Только основным определением своего существования в плотном виде и пониманием Тонкого и Огненного Мира можно укрепить бытие свое. Не нужно думать, что призрак торговли может, хотя бы временно, дать прочное пребывание. Жизнь превратилась в торговлю, но кто же из Учителей Жизни был торгашом? Знаете великие символы об изгнании торгашей из Храма, но разве сама Земля не Храм? Разве Маха Меру не есть подножие Вершины Духа? Так можно указать жителям Земли на сужденные вершины».

«Не забудем, что каждое мгновение должно принадлежать Новому Миру. Мир Мысленный составляет живую связь между Тонким и Огненным, он входит как ближайший двигатель Мира Огненного. Мысль не существует без Огня, и Огонь превращается в творящую мысль. Явление мысли уже понятно, также осознаем и Великий Огонь — АУМ!»

Та же книга напоминает:

«Народ утверждает, что перед войною или бедствием бывают лесные и всякие пожары. Безразлично, всегда ли они бывают, но знаменательно, что народное поверье судит об огненном напряжении перед мировыми потрясениями. Народная мудрость отводит Огню замечательное место. Бог посещает народ в Огне. Та же огненная стихия избиралась как высший Суд. Уничтожение зла производится Огнем. Явление несчастья сопровождается сожжением. Так во всем течении народной мысли можно видеть пути огненные. У народа зажигаются лампады, и народ несет светильники, уявленные на служении. Торжественна Огненная стихия в народном понимании!».

«Искреннее самоусовершенствование не есть самость, но имеет мировое значение. Мысль об улучшении не будет касаться лишь самого себя. Такая мысль несет в себе пламень, нужный для многих зажиганий сердец. Как Огонь, внесенный в помещение, наполненное горючим веществом, воспламеняет непременно, так огненная мысль вонзается в пространство и неминуемо привлекает к себе ищущие сердца».

1932.

Гималаи.

IV. «CANIMUS SURDIS» («ПОЕМ ГЛУХИМ»)

Скорбно восклицает великий поэт Италии. Опять целый ворох сведений! И все о том же!

Вот приостановление издательства в Германии. Вот денежные затруднения в научном мире Голландии. Вот нужда в Болгарии. Вот конец журнала в Калькутте. Вот временное закрытие музея в Детройте. Вот потрясающие цифры безработных в Америке. За один последний месяц в одном Чикаго разрушилось тридцать восемь банков. Вот трудности в Швеции. Вот невозможность существования прекрасно задуманного детского театра. Вот невозможность увековечить историческое событие. Вот прозорливый Уэллс предупреждает о спешной необходимости строить новый Ноев Ковчег для спасения Культуры и цивилизации. Бесконечна подавленность. Бесконечны сведения несчастья из писем и газет. Всюду какие-то темные силы обрушиваются прежде всего на культурные проявления. Точно бы именно культура мешает им довершить адски задуманное разложение мира.

Среди этих всплесков хаоса раздаются единичные голоса, мечтающие, чтобы все, по мановению, стало по-прежнему. Болдвин советует: «Покупать мудро и широко!». Нью-Йоркский «Таймс» помещает крупные заголовки: «Возрождение торговли необходимо, чтобы положение безработицы улучшить», «Требуется нормальная покупка». Глава советует: «Покупайте автомобили». Чего лучше?

Именно, пусть положение десяти миллионов безработных улучшится! Пусть водворится радостное приобретение. Но ведь эти призывы пенятся, как волны о скалы. Из пены может быть выделан ценный продукт! Может быть, но пока хлещут волны новых бедственных сведений, ревущих в свирепости своей против культуры.

Даже доброхотные обыватели начинают шептать: «О культуре ли думать?», «Где тут цивилизация, когда есть нечего». Большие, сильные люди борются с океанскими волнами культурных невзгод. Посмотрите, что пишет кровью сердца своего известный, прекрасный писатель: «Наше личное положение неописуемо тяжко. Однако бьемся из последних сил, храня веру и дух бодрости и любовь к искренним друзьям. Единственный плюс в нашем положении — это полное отсутствие боязни завтрашнего дня, потому что он хуже сегодняшнего быть не может. Но изнемогли и постарели еще на десять лет. Все же стоять и быть под ярмом долгов сплошь восемь лет и не иметь возможности делать то, что главнее всего, — это надо быть какими-то железными или задубелыми в упорстве. Гибель мира надвигается».

Этому сильному, славному подвижнику отвечено: «На перекрестке были спрошены прохожие, чем они строят век будущий? Один огрызнулся: „Ядовитыми газами“. Другой прошептал: „Подводными лодками“. Третий захохотал: „Понижением фондов“. Четвертый: „Гольфом“. Пятый: „Наркотиками“. Шестой: „На мой век хватит“. Седьмой утвердил: „Культурою“.

Разве не чудо, если из семи прохожих один все-таки вспомнил о Культуре. Не только вспомнил, но и не постыдился сказать такое для некоторых неудобное слово. Может быть, одним этим словом прохожий навлек на себя гонение?

Но все же чудесно, если даже среди сутолоки перекрестка произнеслось это священное, вдохновляющее, ведущее ввысь понятие.

Мой друг думал, что на сотню прохожих не более одного вспомнит о той основе, которая создавала все расцветы, все радости, все благосостояние, все мужество и все подвиги.

Если бы давалась эта панацея без труда, не на краю пропасти, не у креста, не у чаши яда — она и не была бы тем драгоценным камнем, основою жизни. Если благословенны трудности, то, прежде всего, благословенны они во имя Культуры, воплотившей и Свет, и Служение, и неуклонность подвига, и красоту, и познание.

Если препятствия хранят в себе потенциал возможностей, то именно трудности во имя Культуры расцветают серебряным Лотосом. Лишь бы не обронить Камень и не расплескать Чашу. Беспредельность не имеет конца. Не отвлеченность, но жизнь. Сейчас несчастий больше, чем удач, ибо человечество отступилось от культуры. Человечество перевело насущность культуры в роскошь. Никто не признает, что сейчас нормальное время. Даже разбойные рэкетиры, и те понимают анормальность условий и ухищряют свои грабительские уловки, чтобы использовать час затмения. Но ведь молодых сердец, откликающихся на все светлое, немало. Только нужно осознать, насколько спешно необходимо обратиться ко всему культурному, облагораживающему вкус и все стремления жизни. «Хотя и не часты сознательные борцы за культуру, но тем больше признательности и чести им, хранящим истинные сокровища человечества. Они, как антенны, звучат по миру и воспринимают и шлют зовы благородства, утонченности и созидательства».

«Вспоминаю, когда в Монголии экспедиция чудесным образом вышла из опаснейшего положения, то седой бурят, торжественно подняв руку, закричал: „Свет побеждает тьму“. Это уже не отвлеченность, не мечтание, но прозорливый житель пустыни понял реальность Великого Света и понял, что в конце концов тьма осуждена на поражение. И так идущие со Светом все-таки победят, но колеблющиеся могут быть втянуты в бездну тьмы».

Неужели же столько глухих?

Часто кажется, точно бы пути культуры и условия обихода разошлись. Но если разошлись рычаги одной и той же машины, то, естественно, нельзя же ожидать полного хода, — нельзя же избавиться от губительных перебоев.

Даже детский разум понимает, что просвещение, образование, культура составляет огонь, топливо двигателя.

Троглодит вопит: «К черту культуру, деньга на стол». Но на то и троглодит, на то его место в пещере, но не в трапезной Культуры.

Троглодит даже среди разорения находит золото, чтобы купить себе кровавое зрелище боя быков, петушиного боя, зрелище разбития скул, вывихов рук, похоти, конской гоньбы. Для этих развлечений деньги найдутся. Даже найдется лицемерное оправдание в бормотании о физическом здоровье. Но как только подойдем к вопросам облагораживания вкуса, творчества, к восхождениям духа, тут и уши и глаза закрываются. И вы понимаете, откуда произошла старая французская поговорка: «Особенно глух, кто не хочет слышать». Знавал таких глухих и венузинский поэт, восклицавший «глухим поем».

В то же время проскальзывают сведения о новой пуле, пробивающей любую броню, о новых наспинных щитах для подползаний, о новых, особенно смертельных газах и о прочих «человеколюбивых» приспособлениях.

На тех же страницах раздаются голоса возмущения против всего братоубийственного. Но троглодит хохочет, ибо ему удалось разъединить провода двигателя. Мрачные Альберих и Миме думают, что пришло их царство, когда все связанное со светом будет посрамлено, а сатана, даже не трудясь восходить на гору, получит все им желаемое.

Появление троглодитов страшно. Оно не преувеличено. Объявления бальных платьев, празднества, и обеды, и призы скачек не покрывают несчастий. В каждой газете пестреют сведения о сокращениях и прекращениях культурных мероприятий.

Троглодиты торжествуют этим, думая, что их доктрина брюха и похоти наконец восторжествует поверх прочих условий. Складываются особые интернационалы света и тьмы. Никакие призовые фанфары не заглушат Армагеддона.

Но разве не последний час, именно теперь, объединиться всем, для кого культура не звук пустой? Разве не последний час, чтобы остановить пресечение ценного, творческого, молодого?

Если речь зайдет о желудке, похоти, спекуляции, то, пожалуй, еще вас признают искренним, но всякая попытка обратиться к красоте, знанию, смыслу жизни будет сопровождена недоверием, подозрением в неискренности. Вы скажете, что пословица «человек человеку волк» тоже не от вчерашнего дня, и луна и солнце все те же.

Правда, другой поэт давно сказал: «Равнодушная природа красою вечною сиять» и «К добру и злу постыдно равнодушны». Но ведь это строки о равнодушии относились к людям, знавшим, казалось бы, гораздо меньше людей нашего времени.

Сейчас даже и природа не совсем-то равнодушна. Даже в далеких горах толкуют о необычных землетрясениях, извержениях, о солнечных пятнах. А институт, учреждаемый в Ницце, почти астрологическим языком толкует о воздействии на людей солнечных пятен, если верить последнему сообщению «Матэн».

Но не от солнечных пятен современное гонение на культуру. И пятна на людской совести за безответственность вовсе не от солнца. От тьмы, от невежества эти пятна безответственности.

«Невежество — величайшее преступление» — так сказано в древнейших заветах. Тот, кто решается сказать: «К черту культуру», — есть величайший преступник. Он есть растлитель грядущего поколения, он есть убийца, он есть сеятель мрака, он есть самоубийца.

«Глухим поем», — скорбно ужасается поэт Италии. Но поэт «Бэды Проповедника» отвечает космическою бодростью:

«Замолк грустно старец, главой поникая.

Но только замолк он, от края до края

«Аминь» ему грянули камни в ответ».

1 июля 1932.

Гималаи.

V. «RIGOR MORTIS» (ОКОСТЕНЕНИЕ)

Окостенение трупа вызывало много соображений. Старые розенкрейцеры очень метко говорят об этом странном с материалистической точки явлении. Отмечается, как постепенно совершается плачевный процесс окостенения не только физически при смерти, но хуже того и при жизни, поражая мыслительные органы.

Бездушные люди формируются здесь, на глазах наших. Не как отвлеченный символ, но как психофизическую инволюцию надо признать этот процесс инволюции. Много дано людям, и тем шире амплитуда шатания. Но ведь существуют такие клейкие области, за которые маятник духа надолго, если не навсегда, зацепляется.

Много, много нужно усилий, чтобы из этого мыслительного окостенения снова выйти к широкому, сознательному мыследействию.

Известный британский инженер-изобретатель оповещает в прессе, что человечество морально не готово принять все последние изобретения и открытия. Это утверждение западного ученого своевременно и характерно. Оно совпадает с учениями Востока как древними, так и новейшими.

Помимо ежедневных газетных сообщений о всевозможных антикультурных ужасах, на печатных столбцах можно находить своеобразные указания, в спокойном тоне, точно бы они могут соответствовать двадцатому веку нашей эры и неисчислимому веку от начала планетной жизни.

Сообщается о попытках каких-то организаций возобновить черную магию на Брокене. И девушка-красавица, и козел, и прочие атрибуты черного шабаша были приготовлены.

В Финляндии открыта целая темная организация некромантов. Осквернение трупов, какие-то действа на кладбищах и полное служение черного ворона было обнаружено.

На Бенгальском заливе упоминается человеческое жертвоприношение. Газеты сообщают как о факте, о действительности.

Те же газеты повествуют, как нарядная толпа в Америке пришла и даже издалека приехала, чтобы полюбоваться на сожжение негра.

Указывается, что недавно толпа в Берлине окрашивала знамена в крови казненных, убитых. Это было не в средние века, но теперь.

В Париже какие-то индивидуумы пытались обмакнуть платки в кровь убитого.

В Испании приносят большие деньги бандерильи, окровавленные в бое быков.

Еще вырывают сердце врага и приносят кровавые жертвы в нашем двадцатом веке! Действительно, не готово человечество принять последние открытия. С одной стороны чуть ли не всесильная атомическая энергия, а с другой черная месса, культ сатаны, Бафомет и кровавые терафимы.

Расчленилось сознание человеческое. В общем разложении мира верхи и низы настолько разошлись, что поступательное движение делается трудновообразимым.

Старинный ежемесячник помещает сообщение:

«Мы рады узнать, что недавно образовано Общество с целью покровительства и помощи всем жертвам черной магии. Если кто-нибудь где-либо страдает от „оккультивного преследования“, он может сообщить редактору, и все возможное для помощи пострадавшему будет сделано».

Сознаемся, что такие сообщения редко приходится читать. Что-то должно было случиться, чтобы в жизнь могла войти такая действительность.

После кровавых гекатомб неслыханной войны сотряслись все основы. Вместо жданного благосостояния во всех странах лопнули финансы. Страны отреклись от обязательств, засвидетельствованных и торжественно объявленных. Появились биллионные гибели бюджетов; образовались многомиллионные армии безработных. Произошли прежде немыслимые по размеру крахи банков. Мир был потрясен великими неожиданностями вроде Крейгера и Инсула.

Так вдруг, как неумолимая карма за массовые убийства, создалось расхождение жизни, разрыв мира. Резко по линии культуры раскололся мир. Сколько же сознательного, созидательного добра должно быть пролито, чтобы обмыть всю запекшуюся кровь?! А тут целые организации выезжают на Брокен для действа шабаша. «Таймс» помещает снимок козла и девицы, как будто это водевиль.

В то же время под предлогом кризиса сокращаются всевозможные культурные учреждения. Слуги тьмы вопят: «К черту культуру!». Ведь не выдумано все это. Было бы великим счастьем признать, что этих гибельных угроз и действий не было.

И слабеют работники Культуры, видя, что их лучшие задачи засыпаны золою тьмы. И тщетно ищут, куда обратиться, где собраться?

А в то же время кто-то едет на Брокен, кто-то мечтает выпить чашу крови… Не в «оккультных» романах, где можно надеяться на выдумку, но в жизни, среди крахмальных воротников эти ужасы.

Шутовство, балаган, осмеяние, поругание идет к пределам возможного. Те, кто говорят, что зло равносильно добру, не должны забывать, что зло должно быть сводимо и осознаваемо как несовершенство. За добром всегда остается первоначало творчества. Но сейчас вместо начала непобедимо ведущего, поистине руководящего, добро отступает на оборонительные позиции и тем теряет первозвестие.

Из постыдной плотской самозащиты люди избегают приближаться к Истине. Хотя бы ценою душевного позора не потерять свое условное положение! Можно слышать убийственный шепот: «Лучше закостенеем, лучше rigor mortis, нежели дерзнем ополчиться на невежество».

Пока безответственные сознания успокаивают себя и сдаются во тьму окостенения, всякое разложение не дремлет. Оно понимает, что ему, по людской трусости, представлена значительная возможность. И действительно, инициатива тьмы и в великом и в малом становится очевидной.

При этом тьма пользуется своей обычной тактикой: она влезает и ползет незаметно. Под различными личинами вторгаются служители тьмы; хихикают самодовольно лишь уже ворвавшись в крепости.

Книга «Мир Огненный» отмечает эти опасные нападения крошечными действиями.

«Бездушные существа всем известны. Это не символ, но химическая действительность. Могут спросить — воплощаются ли они в этом плачевном состоянии? Вопрос покажет незнание основ. Никто не может воплотиться без запаса огненной энергии. Без светоча Агни никто не войдет в плотный мир. Расточение Агни происходит здесь, среди всех чудес Природы. Вовсе не требуется при расточении Агни совершать какие-то зверские преступления. Мы достаточно из разных Учений знаем о преуспеяниях даже разбойников. Обычно расточение Агни совершается в буднях и в сумерках духа. Крошечными действиями останавливается нарастание Агни. Нужно понять, что благодать Агни естественно нарастает. Но когда тьма покрывает усовершенствование, тогда Огонь незаметно, но химически доказано, уходит из негодного вместилища. Прекрасен закон, дающий каждому воплощенному иметь в себе вечный Агни, как Свет во тьме. Прекрасен закон, даже вопреки Карме наделяющий каждого путника Светом. Прекрасен закон, не препятствующий уже от семи лет возрастить сад огненный. Пусть эти первые цветы будут не велики. Пусть они расцветают на крошечных помыслах, но это будет верный зачаток будущего мышления. Какое множество прекрасных помыслов зарождаются в семилетнем сердце, когда смутные образы Тонкого Мира еще не покинули мозг и сердце! Так же может начаться и расточение, если почва растения оказалась гнилой. При таком бедствии можно много помочь или, как давно сказано, одолжить Огонь. Это одолжение происходит тоже на самых крошках. Итак, уже трижды напоминаю о крошках. Из этих искр растут огромные Огни.

Не думайте, что бездушные люди какие-то чудовища. Они в разных областях достигают даже механических преимуществ, но Огонь покинул их и затемнились дела их.

Конечно, каждый волен в судьбе своей и даже в конечном разложении. Но существа бездушные очень заразительны и вредны».

После уловления крошечными сетями, поднимаются «цивилизованные дикари», как самое опасное для культуры явление. А затем, чтобы чистить дом от этих неутомимых в подлости и пошлости врагов, придется применять и тратить самые драгоценные энергии. Иначе подкрадется то самое окостенение, которое будет ужасною смертью всех благих накоплений.

Крошки подлости могут забраться в самые малые щели. Значит, как же непроницаема должна быть броня духа!

Служители тьмы умеют объяснить каждое свое действие, даже поездку на Брокен и некромантию они обставляют псевдонаучными соображениями. Сперва псевдоцивилизация, затем псевдонаука, псевдодружелюбие, псевдодостоинство, а там уже во всем безобразии окостенения псевдочеловек.

Все это не так далеко от действительности. Знамена мрака и подлости новые веют не только в «оккультных действиях». Ими расцвечены многие пиршества, балаганы, базары.

Иногда люди еще взывают о мире всего мира, о соединении всех церквей, о добротолюбии, о великодушии. Но какой такой мир мыслим для улыбки черепа, если умолкнет сердце и угаснут огни! И не наденет ли псевдодобротолюбие наряд палача!

Защити от окостенения! Убереги от всех крошек тьмы, домашних, заразных, мохнатых!

Свет побеждает тьму!

24 ноября 1932.

Гималаи.


Поделиться с друзьями:
ВКонтакт Google Plus Одноклассники Twitter Livejournal Liveinternet Mail.Ru

Назад в раздел